— Неужели перед тобой идиот, Барри? Вообще, что происходит? Индейцы окружили бледнолицего? Вы ступили на тропу войны?

В глубокой задумчивости он попробовал кофе.

— Какая гадость, — констатировал.

— Зато горячий.

— Жаль, что у вас с Клер так вышло.

— Спасибо. Забудем.

— Исчезло досье, Майкл. Все говорят о тебе.

— Кто знает, что ты сейчас здесь?

— Моя жена.

— Тебя послала фирма?

— Нет.

Я поверил. Мы приятельствовали семь лет. Для дружбы не хватало времени.

— Так почему говорят только обо мне?

— Ты потребовал у Брэйдена дело насчет выселения Мистера и других; в ночь, когда оно пропало, тебя видели рядом с кабинетом Ченса. Есть основания полагать, что тебе передали ключи, на которые ты не имел права.

— Всё?

— Да. Если не считать отпечатков пальцев.

— Отпечатков? — Я изобразил недоумение.

— Они там повсюду. Дверь, выключатель, стеллаж... Нет никакой ошибки, Майкл. Ты был в офисе Ченса и забрал досье. Что ты собираешься с ним делать?

— А что тебе известно о фактах?

— Мистера выселил клиент нашего отдела недвижимости. Но Мистер был захватчиком. Тронутым. Он ворвался к нам, угрожал оружием. Рядом с тобой просвистела пуля. У тебя не выдержали нервы.

— Всё?

— Так нам сказали.

— Кто?

— Патриархи. В пятницу вечером на стол каждого сотрудника легла служебная записка, где сообщалось о пропаже папки и о том, что главный подозреваемый — ты. Строго-настрого запрещаются всякие контакты с тобой. Я не имею права здесь находиться, Майкл.

— Я никому не скажу.

— Спасибо.

Если Брэйден Ченс установил связь между выселением и смертью Лонти Бертон и ее малышей, то ни при каких условиях не признает своей вины. Даже перед компаньонами. А Барри и вправду искренен. Похоже, он уверен, что папка интересует меня исключительно из-за Девона Харди.

— Ты, собственно, зачем пришел?

— Я твой друг. Творится черт-те что. В пятницу по фирме расхаживали полисмены. Неделю назад были парни из СВАТ, а мы сидели в заложниках. Теперь ты решил прыгнуть в неизвестность. Плюс еще проблемы с Клер. Почему бы не устроить передышку? Давай смотаемся куда-нибудь вместе с женами.

— Куда?

— Не все ли равно? Хоть на острова.

— Что это даст?

— Расслабимся. Поиграем в теннис, покупаемся, отоспимся. Необходима разрядка.

— Платит фирма?

— Плачу я.

— С Клер все кончено, Барри. Ничего не выйдет.

— Поехали вдвоем.

— Тебе запрещено со мной общаться.

— У меня идея. Я поговорю с Артуром. Еще не поздно дать задний ход, Майк. Ты возвращаешь досье, выбрасываешь из памяти все, что вычитал, и фирма тебя прощает. Мы проводим полмесяца на Мауи, потом ты снова поселяешься в родном кабинете.

— Признайся, это они тебя подослали?

— Нет, клянусь.

— Прощай, Барри.

— Погоди. Объяснись.

— Работа юриста предполагает нечто большее, чем подбивка и хорошие деньги. Отчего это нам всем так не терпится стать корпорацией проституток? Я устал продаваться, Барри.

— Ты рассуждаешь как первокурсник.

— Совершенно верно. Мы шли в юриспруденцию, веря, что к высокому поприщу нас толкает судьба. «Юристы победят несправедливость и помогут обществу избавиться от разных болячек». Мы были идеалистами. Почему не стать ими вновь?

— Слишком многое придется кинуть на кон.

— Я никого не призываю под свое знамя. У тебя трое детишек; слава Богу, что мы с Клер не успели завести ни одного. Могу позволить себе подурачиться.

Батарея вдруг зашипела. Минуту-другую мы смотрели на нее с надеждой, что в комнате потеплеет.

— Они не оставят тебя в покое, Майкл.

— Они? Ты хотел сказать «мы»?

— Пусть так. Фирма. Нельзя безнаказанно украсть досье. Подумай о клиенте, он рассчитывает на конфиденциальность. У фирмы нет выбора, она вынуждена требовать досье назад.

— Имеешь в виду уголовное преследование?

— Не исключено, Майкл. Они злы как черти, и винить их нельзя. Ходят слухи, что будет обращение в ассоциацию.

Тебя могут лишить права заниматься юридической практикой. Рафтер уже трудится над этим.

— Какая жалость, что Мистер схватился за пистолет.

— На тебя надавят со всех сторон.

— В итоге фирма потеряет больше, чем я.

Барри пристально посмотрел на меня. Похоже, содержимое папки было ему неизвестно.

— Так дело не в Мистере?

— Не в нем одном. Фирма чудовищно подставилась. Если они ополчатся против меня, я перейду в наступление.

— С украденным досье у тебя ничего не выйдет. Такое дело не примет к рассмотрению ни один суд в стране. Ты не знаешь судебного законодательства.

— Я учусь, Барри. Передай им, пусть выпустят пар. Папка у меня, а в ней такое...

— Майкл, но ведь речь идет о каких-то бродягах.

— Все гораздо сложнее. Было бы неплохо заставить Брэйдена Ченса выложить правду. Передай Рафтеру, пусть трижды подумает, прежде чем выставиться на всеобщее посмешище. Поверь, Барри, это будет сенсация на первую полосу.

Вы, парни, побоитесь выйти из дома.

— Предлагаешь перемирие? Фирма забывает о досье и оставляет тебя в покое?

— Хотя бы на данный момент. Что будет через неделю, не знаю.

— Не хочешь поговорить с Артуром? Могу устроить.

Сядем втроем, обсудим ситуацию при закрытых дверях.

— Слишком поздно. Люди мертвы.

— Мистер сам виноват.

— Были и другие.

— Ты о ком?

Я сказал более чем достаточно. Хотя Барри и считался моим приятелем, но услышанное наверняка слово в слово передаст боссам.

— Информация конфиденциальна.

В батарее забулькало. Внимать водяным руладам было куда приятнее, чем продолжать беседу. Ни Барри, ни мне не хотелось ляпнуть что-то такое, о чем пришлось бы впоследствии сожалеть.

Он поинтересовался, кто, кроме меня, работает в конторе. Я кратко охарактеризовал наш персонал.

— Потрясающе! Не может быть! — время от времени буркал он под нос. Наконец поднялся, пошел к двери и перед уходом спросил: — Мы еще увидимся?

— Вне всякого сомнения.

Глава 18

Инструктаж длился около получаса — по дороге от конторы до приюта «Добрый самаритянин» в Петворте, на северо-востоке от города. Мордехай вел машину, я прижимал к груди кейс и чувствовал себя зайчиком, приготовленным на завтрак удаву. На мне были джинсы, белая рубашка с галстуком и старый синий блейзер. На ногах белые носки и удобные, разношенные кроссовки «Найк». Бриться я бросил.

Юрист с улицы может одеваться так, как вздумается.

Заметив мое преображение, Мордехай встал из-за стола и громко объявил, что я готов к работе. Взгляд его задержался на кроссовках. Я понял, что ему приходилось встречать снобов, которые, выкроив безумно дорогой час и пообщавшись с бездомными, бог весть почему отпускали щетину и облачались в задрипанные джинсы.

— Твоя клиентура будет самая разношерстная, — вещал Мордехай, небрежно положив левую руку на руль, а правой сжимая стаканчик с кофе. — Одна треть — безработные, вторая — семьи с детьми, третья — недоразвитые. В четвертую треть входят ветераны, в пятую — лица с низкими доходами, дающими право на дешевое муниципальное жилье, благо крыша над головой имеется только у шестой трети. За последние пятнадцать лет было разрушено около двух с половиной миллионов дешевых квартир, а федеральные жилищные программы урезаны на семьдесят процентов. Так что в увеличении бродяг нет ничего удивительного. Правительство уравновешивает бюджет за счет неимущих.

Статистикой Мордехай оперировал без видимых усилий.

В работе заключалась вся его жизнь. Приученный к скрупулезной точности, я с трудом подавлял желание конспектировать за ним.

— Если у твоего клиента есть работа, то она самая низкооплачиваемая, поэтому о частном жилище и речи быть не может. О нем они даже не мечтают. Доходы вечно не поспевают за ростом квартирной платы. Люди опускаются и опускаются, в то время как чиновничий аппарат год за годом выгрызает из программ социальной помощи огромные куски. Вдумайся: лишь четырнадцать процентов бездомных инвалидов получают пособие. Четырнадцать процентов!